Их били – они не забыли

Шестеро взрослых крымчан рассказали «Республике», как их наказывали родители
Илона Тунанина
Я не помню, за что. Я помню, как. Стою на коленях. Носом в стену. Крупные кристаллы соли, словно занозы, прочно засели в тонкой кожице колен. Ноги затекли. Главное, не шевелиться. Одно неловкое движение, и боль мелкими стрелами пробивает тело до самой макушки. За спиной – жизнь: смотрят телевизор, пьют чай с баранками и беззаботно смеются каким-то шуткам. Меня намеренно не замечают. Попросить прощения – и экзекуция закончится, получишь право быть вместе со всеми. Но я молчу, терплю. За окном синеют сумерки. Голоса за спиной уже не манят, а вызывают отвращение. От обиды хочется плакать, но слезы – слабость, показаться слабой – значит, признать свою вину. А в том, что случилось, я своей вины не видела. Может, поэтому этот эпизод так остро врезался в память.

Битые дети – несчастные взрослые
«Не все можно объяснить словами, – отправляя в угол сына, признается моя подруга Алена, мать двоих детей. – Мама меня воспитывала одна, могла ударить в сердцах. Когда у меня появились дети, поклялась, что бить не буду. Но иногда так выведут, что спасает только порка!» Алена признается, что, устроив ребенку взбучку, потом сама долго мучается и даже просит прощения. Но все равно – проходит неделя или месяц и в ход снова идет ремень. Или тапок, или скакалка, или шнур от чайника – у каждого родителя свои секреты убеждения. В отличие от тех же США, где за оплеуху собственному отпрыску можно схлопотать срок, в Украине телесные наказания считаются нормой даже в приличных семьях. Есть родители, искренне считающие, что ремень может привить ребенку любовь к учебе и желание выполнять обещания.
Психологи считают, что, избивая ребенка, родители демонстрируют свое бессилие, неспособность убедить свое чадо. Шлепки и порка учат ребенка подчиняться тому, кто сильнее, но не понимать последствия проступков. «Когда вы наказываете ребенка ремнем, он чувствует себя плохим и нелюбимым, – констатирует очевидный факт детский психолог Светлана Клюваева. – Как правило, такие дети становятся агрессивными по отношению к другим детям, к животным».
Из детей, которых били в детстве, как правило, вырастают неуверенные в себе, несчастные взрослые – им сложно доверять миру и они подсознательно стараются отгородиться от других людей. «Республика» пообщалась с крымчанами, которых воспитывали не только пряником, и выяснила: большинство опрошенных считают родительские методы справедливыми и даже воспринимают их с благодарностью, однако своих детей крымчане стараются воспитывать по-другому.

Юлия Семикопенко, 22 года, Симферополь
– Получала по губам за маты, за курение. Когда наказывали, чувствовала злость на весь мир. Однажды в угол поставили, когда я попросила на улице у мужиков, которые разгружали машину с тетрапаками, литр сока. Это были 90‑е, и дома у нас такого не было. Этот сок потом мама с младшей сестрой выпили, а я в углу весь день стояла. До сих пор из-за этого немного злюсь.
Еще запомнилось, как родители отправили меня к бабушке на пару дней, я там баловалась – бегала по большой трехкомнатной квартире. Бабуле это не понравилось и, когда я приехала домой, она позвонила папе и сказала, что я балованная девочка. Меня отлупили и заставили звонить бабке – извиняться. Я тогда, помню, всех ненавидела. Ладно бы я что-то разбила или испортила, намусорила, а так – прос­то бегала по квартире…

Игорь, 28 лет, Ялта
– Меня били постоянно. Шлангом от стиральной машины – за то, что попробовал курить. Ремнем с армейской пряжкой, скакалкой – за всякие мелкие шалости. Лет до 10 наказывали точно. Обидно было, но уроки усвоил! Потом родители развелись. Многое забылось, но был случай, который, наверное, запомнится до глубокой старости. Мне купили велосипед, и в первый день «покатушек» я упал. С великом все было в порядке, а я поранился, порвал одежду. В наказание простоял на горохе целый час. Мама злилась из-за порванного спортивного костюма, моим ранам не сочувствовали. Мне было больно и обидно. Помню, «гороховые» следы потом долго не сходили.

Ростислав, 27 лет, село Фрунзе (Сакский р‑н)
– За курение получил по заднице. За исправленные в школьном табеле оценки все каникулы сидел за учебниками, письменно, в развернутом виде, отвечая на вопросы в конце каждого параграфа.
Отец был военным, но бил не армейским ремнем, а мягким тапком или полотенцем – что в руке окажется. Все наказания были обоснованны, и поэтому они меня не унижали, хотя, конечно, неприятно было видеть отца злым. Лет в 15 наказывать перестали – бесполезно воспитывать сформировавшегося человека…
Юлия Чубурова, 34 года, Симферополь
– Меня наказывали часто. До подросткового возраста, пока не начала убегать из дома. Били шнуром от утюга. За что – не помню. Каждый раз, когда били, чувствовала злость. Ведь справедливым такое наказание не может. В нашей семье любые шлепки и оплеухи запрещены. Я довольно строга со своими двумя детьми, но обхожусь без ремня и гречневой каши под коленками.

Юлия, 25 лет, Симферополь
– Родители могли припугнуть ремнем. Чтобы били – такого не было. Но достать ремень и помахать им передо мной папа мог. Помню два-три случая, когда досталось не на шутку. Мы были в гостях, и я взяла денежную купюру из игры «Монополия». Знакомые позвонили моим родителям и спросили, не взяла ли я эту купюру. А я, помню, ехала в машине и в кулаке держала эту бумажку. Не помню, зачем она мне так была нужна, помню только стыд, который испытала, когда выяснилось, что ее взяла я. За «преступлением» последовало наказание: меня поставили в угол возле шкафа, дали в руку палочку, видимо, для большего унижения. Я не смела положить ее на пол. Стояла носом в стену и рыдала. Мне было лет 5–6. После того случая чужих вещей никогда не брала. Еще наказывали за вранье – папа поставил на колени, на гречку. Наказания оказались эффективными: потом родители не имели со мной проблем, ни в какие истории я не вляпывалась. Прежде, чем что-то сделать, думала, как отреагирует мама. Кстати, эта привычка осталась со мной до сих пор.

Алексей, 33 года, Симферополь
– Телесные наказания были редки, настоящая порка была лишь однажды – когда спер мамины французские духи ради флакончика. Но бит был не за кражу, а за то, что не признавался. Получил как-то от тетки подзатыльник за слово «проститутка» – несправедливо. Я пытался выяснить у старшего брата его значение. Тогда сильно обиделся – и помню до сих пор.
Наказывали лет до 14. Последний раз запомнился: мама взяла ремень, а я начал смеяться. Она треснула меня ремнем по мягкому месту, а я продолжал смеяться. С тех пор больше меня не наказывали. Своих дочерей бью крайне редко – ладошкой под зад.

Инна Анастасова-Вох, 26 лет, Джанкой
Все мои наказания были справедливыми. В основном, были беседы с разъяснениями и убеждениями, «постоялки» в углу на коленях, но без соли, гречки и гороха. Я стояла и размышляла над своими поступками. Еще меня не выпускали во двор к друзьям, не покупали мне сладостей и игрушек. И совсем редко – всего несколько раз – мне досталось ремнем. Но я ведь была довольно вредной, похуже многих мальчишек. И кто знает, куда бы меня завела жизненная тропинка, если бы мои родители все мне позволяли.

«Били во Франции совсем маленьких детей и, по уверению гувернанток и бонн, телесные наказания развивали мышцы и укрепляли кожу подрастающего поколения. Во всех французских школах при монастырях розга, в применении к молодым девушкам, подолгу без употребления не залеживалась. В школах для мальчиков также недостатка в ударах не было. В Австрии, Голландии и Германии родители нисколько не церемонились даже с вполне взрослыми детьми своими и частенько наказывали их розгами дома либо отправляли на известный срок в специальные исправительные заведения. Особенно могучим средством считалась розга от влюбчивости в период полового созревания и, разумеется, чаще всего тогда, когда „предмет“ любви так или иначе приходился родителям не по нраву».